Виктор Герасин
Живоносный источник. Часть 8
В середине великого поста, когда санный путь ещё не тронули предвесенние оттепели, к Питириму приехала гостья, родная сестра Екатерина. Питирим совсем не ожидал такой встречи, одновременно обрадовался и растерялся, и засмущался перед сестрой. Обнялись, троекратно расцеловались, глядя в глаза друг другу, поглаживали по щекам.
— Катенька, неожиданная радость для меня какая. Как ты так решилась. Путь-то какой долгий, да ещё по зиме. И не предупредила.
— Прокопушка, — назвала Екатерина брата так, как звала в детстве, и тут же поправилась. — Питиримушка. Дорога к любимому братцу утомительной не бывает. Исхудал-то ты как, братец ты мой. Что, совсем плохо на чужой-то стороне? Или домой поедем? С тем и ехала, спросить тебя. Может, похлопочешь перед высшими начальниками в Москве, да и поедем с тобой к родным причалам.
— Нет, Катенька, она мне уже не чужая, она мне всё больше своя, сторонушка-то эта. Дел много, сестра, никогда не думал, что на окраинах Руси столько дел ещё предстоит совершить русскому человеку. Окраина Руси. Посмотрела бы ты, Катенька, какие здесь просторы, степи какие, леса, реки. Да что я говорю, посмотришь в ближайшие дни и сама полюбишь то, что полюбил я. Какое великое будущее ожидает этот край. Великое будущее. Главное, веру надо крепить нашу православную. Под покров нашей веры христиане придут и освоят эти просторы. Иной раз глаза закрою и явно вижу, какие грады и деревни богатые возрастут на этой земле. Нам, русским, православным, есть к чему стремиться, нам есть что созидать.
Постепенно Питирим пересказал сестре всё, чем занят, чем озабочен. Екатерина вслушивалась в слово брата, вглядывалась в его лицо, в его вдруг помолодевшие и с искоркой чёрные глаза. Она бережно и тепло возлагала руку на его волосы и поглаживала по ним, а он от избытка ответного тепла брал её руку, зарывался лицом в ладонь, легко целовал её.
— Есть у меня, Катенька, пока потаённая мысль. Что ты мне ответишь на то, если останешься здесь, у меня, и вместе мы начнём строить женскую обитель. У меня в мечтах это залегло. Но мне нужна расторопная помощница. Я тебя не тороплю с ответом, но когда ты уразумеешь, где тебе быть, тогда и скажешь мне.
В отдельной комнате Питирим писал собственноручно иконы. Повёл в ту комнату сестру. Снял у работ холсты, молча отошёл в сторонку, давая возможность сестре вглядеться в работы. Екатерина не торопилась говорить, стояла перед иконой сурового с пронзительными глазами неведомого ей служителя. Спросила:
— Что-то раньше не доводилось мне видеть лика такого. Кто же это, брат?
— А это Митрофан Воронежский. Епископ. Он старше меня, мудрее. Летом побывал у меня. Это с ним мы выбрали место под Иоанно-Предтеченский монастырь в лесу над Цной. Он и благословил это место, благословил и меня на постройку монастыря.
— Умный. Как проницательно глядит, в самую душу.
— Как думаешь, понравится Митрофану портрет?
— Ещё б не понравиться. Серьёзный. Достойный человек.
Питирим остался доволен такой щедрой оценкой его работы.
Екатерина перешла к другой картине. Спросила:
— А это ведь чудотворная икона Казанской Богоматери? Распятье Спасителя с богоматерью и Иоанном Богословом? Ты, брат, их писал уже, помнится мне. Или я что не так поняла?
— Всё так ты поняла, сестра. Только вот покоя мне не даёт эта моя работа. Какой раз уже переписываю. Всё-то мне кажется что-то не доделал, не дотянул. Не знаю, остановлюсь ли на этой работе. Или продолжу. Размер мал. Надо бы раму делать, заполнить её новым деревом и писать в другом размере. Пока не нашёлся опытный мастер для этой иконы. Работа уж особо тонкая. Надеюсь, найду. Один из учеников моих режет по дереву изящно. Приглядываюсь к нему. Скоро задам ему работу. Пошлю для начала по храмам монастырским посмотреть, как выполнены иконостасы, как работают мастера, готовя икону под писание. Надеюсь, со временем тонко будет мастерить.
— Дай-то Бог своего иконных дел мастера иметь.
И уже пару дней спустя Питирим и Екатерина, с ними послушник Нафанаил, келейник Питирима Иннокентий вышли на берег Студенца, в устье его, определяться с местом для будущей обители.
Питирим самолично уже до этого выхода исследовал место, оно ему пришлось по душе тем, что лежит в прямой от холма на берегу Цны, где он определил ставить кафедральный собор с отдельной колокольней и иные епархиальные постройки.
— И вознесутся главы кафедрального собора и храма женской обители, вознесутся так, что будут видеть один другого, будут переговариваться наши колокола. Благодать, благодать снизойдёт на это место, — восторгался Питирим, вглядываясь в мартовскую синеву, опустившуюся на полудневный солнечный простор полей и леса.
— Что ж, место ровное, от воды удалённое, — раздучиво оглядывал местность Нафанаил. — Подходы и подъезды открытые. За лето поставим кельи для будущих монахинь, трапезную с внутренней церковкой, пару сараев, постройку для нескольких лошадей. А потом уж за храм примемся.
Разыгралась метель. На работы в лес ученики Питирима не вышли. Стали готовить келью к беседе. Екатерина прошлась щёткой по потолку, по стенам, смахнула копоть, вымыла полы, поскоблила их косарём, отчего сосновые доски обновились, проявилась на них свежая желтизна. Расстелила домотканые дорожки.
Топилась печь. Перед иконами теплился огонёк лампады. Питирим пересматривал духовные книги, делал пометки. Ученики пришли дружно, расселись по лавкам, кому не хватило места на лавках, те сидели на полу.
Ветер замахивал в трубу, отчего печка дымила. Открывали дверь, впуская свежий воздух. Тогда поленья в печке вспыхивали, дружно, с гудом горели.
Питирим благословил учеников, прочитал короткую молитву:
— Творец и Создатель, Боже! Ниспошли на нас благодать Духа Твоего Святого, дабы постигали мы мудрость Твою во имя Твое и на пользу Отечеству.
Положил открытую книгу рядом с горящей свечой, тихо заговорил:
— Послушайте же мою короткую проповедь во имя нашей православной церкви. Творческий труд во славу Воплотившегося Господа, терпеливое страдание и стояние за Истину есть Торжество Православия. Многие люди жаждут служения Господу, одни принимают постриг, ищут и находят обители, другие окормляют паству, несут службу в храмах — и всё это есть принесения себя в жертву Христу, есть то же самое Торжество Православия. И чем больше будет таких драгоценных Торжеств Церкви не только с амвона в праздничные дни, но и в повседневности — тем больше будет торжества в каждом православном христианине через исполнение Христовых заповедей.
Основа для всякого крещёного человека — это труд ради Христа. На том маленьком кусочке Вселенной, за который ты отвечаешь, наведи порядок во славу Господа. Расчисть это место в душе твоей, и ты приготовишь это место для того, чтобы на нём появилось, крепко стало знамя Торжествующей Церкви, ее хоругвь — Крест Господень, Непобедимая Победа!
Церковь корнями своими пьёт воду с апостольских глубин.
Церковь не учит нас просто становиться хорошими людьми — хотя и этому тоже. Это всё азы. Наша Церковь учит нас любить личность Господа нашего Иисуса Христа. Бог остаётся неохватным, и храм не вмещает Его, но имя Божие пребывает и живёт в храме, и очи Господни открыты на это место день и ночь, и для связи Бога и человека устанавливается особое место, именно для этой связи посвящённое. Только для неё одной.
Первый киевский священник грек Михаил, а вместе с ним и Великий князь начали печься об обучении грамоте и подготовке на Руси священников. Для этого митрополит Михаил советовал Владимиру устроить училище на утверждение веры и собрать детей в научение. И Владимир повелел брать детей знатных, средних и убогих, раздавал их по церквям священникам-сопричетникам в научение книжное. Как видите, то делаем и мы ныне и будем делать впредь. А теперь послушайте то важное, на что хочу обратить всё ваше внимание. Послушайте:
«Премудрость светла и неувядающа и легко созерцается любящими её. С раннего утра ищущий её не утомится, ибо найдет её сидящею у дверей своих. Помышлять о ней есть уже совершенство разума, и бодрствующий ради неё скоро освободится от забот, и начало премудрости есть искреннейшее желание учиться.
Я полюбил премудрость более здоровья и красоты и избрал её, ибо свет её неугасим.
Бог даровал мне истинное познание существующего, чтобы познать устройство мира и действие стихий, начало, конец и середину времени, смены поворотов и перемены времени, круги годов и положение звёзд, природу животных и свойства зверей, стремление ветров и мысли людей, различия растений и силу корней. Познал я всё сокровенное и явное, ибо научила меня премудрость — художница всего.
Она прекраснее Солнца и превосходнее сонма звёзд, в сравнении со светом она выше, ибо свет сменяется ночью, а премудрость не превозмогает тьма».
Премудрость. Она основа нашей веры. Постигая её, вы приближаетесь к Господу Богу. Я только что прочитал вам из Книги Премудрости Соломона. Открывайте Библию и читайте о премудрости. Читайте раз, другой, третий, десятый. Читайте, впитывайте в себя.
Питирим закрыл книгу, задумался сам и давал возможность ученикам принять в себя только что произнесённое им слово о церкви и премудрости.
Ученик донского прихода Иван Караулов нарушил молчание, спросил:
— Батюшка Питирим, а благословишь меня и ученика Петра из лысогорского прихода на послушание в Иоанно-Предтечевский будущий монастырь?
Питирим молчал продолжительное время. Ученики затаили дыхание, ожидая его слова.
— Нет, отроки, не будет моего благословения вам идти в послушники монастырские. Туда придут люди из мира на послушание, а ваша стезя — служение в храмах. У нас немного приходов, да и в тех священники уже немолоды, им пора замену подбирать. Вот вас я готовлю на эту замену. Вас ныне двенадцать, а через год, два года потребуется два раза по двенадцать. А то и все три раза по двенадцать. Люди поехали с северных земель сюда. Будем храмы строить. Много храмов. В храмах проповедовать слово Божие, учить грамоте, песнопению. Большая работа предстоит. А вы первая опора Господа и моя. Ныне учу вас я, завтра уже вы будете учить молодых людей. У нас всё впереди ещё. Поэтому не задумывайтесь о монастырях, о послушничестве. Подойдёт время ваше, и вы приобщитесь к монастырям. А пока нет, пока будете в приходах слово Божье продвигать.
Иван Караулов встал, припал к руке Питирима. За ним Пётр из лысогорского прихода, за Петром приложились к руке ученики из Кузьминой-Гати, Бокино, Стрельцов, Пушкарей...
Екатерина приготовила кушанье, и Питирим пригласил всех к трапезе.
Прошли затяжные дожди, напитали снег водой. Он осел, сделался серым, тяжёлым. В одну ночь небо очистилось, просветлело, и взошло яркое, чистое, тёплое солнышко. Уже к полудню по низинам, по лощинам забулькала полая вода. День за днём она накапливалась, переполняла берега, устремлялась по склонам к рекам. И реки вздулись, подняли лёд все с вмёрзшими в него кугой, камышами, осоками, прибрежными тальниками. Лёд гулко ломался, льдины устремлялись по ускорившемуся течению, громоздились, снова ломались и плыли, плыли дальше, поталкивая и подгоняя друг друга. Реки чистили, углубляли свои ходы-русла, уносили все, что выросло за прошлое лето под водой и что поднялось над водой, чтобы в новое лето войти чистыми, быстрыми и глубокими.
Весь пост во всех приходах шли предпасхальные службы. Питирим сам и ученики его почти не выходили из храмов, продолжительными службами начинали и кончали каждую неделю великого поста. А в середине страстной недели почувствовал себя нездоровым: в руках, ногах оживала мелкая дрожь от навалившейся слабости. Кружилась голова, подташнивало. Решил уединиться на денёк в своём теперь ещё больше полюбившемся лесу под Тамбовом, на взгорке и поляне, где накопили лес для строительства храмов. Взял с собой сестру Екатерину и поехали, запетляли по лугам, объезжая ложбины, наполненные водой. Грело солнце, искрились воды в его свете, высоко в небе трепетали жаворонки, захлёбываясь радостными весенними трелями. Со свистом крыльев на воду садились стаи прилетевших с юга уток. Чистились, охорашивались на широких водах дикие гуси. И было безветренно, так безветренно, что, казалось, жизнь замерла, остановилась навечно на этом благодатном райском дне.
На поляне распрягли лошадь, поставили её к сену, набитому в повозку. Екатерина пошла по поляне, наклоняясь над пробивающимися из земли первоцветами. Питирим отдыхал, сидя на сосновом оструганном бревне, подставлялся солнышку. Вскоре снял с плеч тёплую одежду. Оглядывал штабеля брёвен, прикидывал, просчитывал, сколько и куда потребуется их, и по подсчётам его получалось, что на большинство его задумок материала хватит. Ну, если самую малость надо будет прибавлять следующей зимой. Теперь, главное, набрать артели плотников. С мордовскими плотниками отношения почти не налаживались. После пожара в поселении и гибели Егора плотники сделались замкнутыми, на разговор не шли, отмалчивались, уводили глаза в сторону. Даже Матвей — и тот стал другим, малоразговорчивым.
А коли так, то придется ему, Питириму, ехать в северные монастыри, в Шацкое Верхоценье и набирать плотников там. Деньги для найма мастеров накопились за зиму, не сказать, что щедро и густо несли Тамбовские купцы подаяние, но и не совсем пусто было в епархиальной казне, есть чем заинтересовать плотников.
— Питирим, напрасно одежду скидываешь. Это тепло обманчивое, из глубокого леса вон как холодком повевает, там снег ещё лежит. Простыть не долго. Оденься.
Екатерина стала набрасывать на плечи брата тёплый пиджак.
— И то, Катенька, ты права, весеннее тепло — оно обманчиво.
— О чём мысли твои? — спросила Екатерина, садясь рядом с братом.
— О чём же мои мысли, всё о том же, о строительстве. Леса накопили, а мастеров знатных нет. Мордовские плотники замкнулись, ума не приложу, как их наставить на работу. Подумываю вот: а не поехать ли мне в северные наши монастыри, не поискать ли там среди монашествующих мастеров искусных в храмовом строительстве. Возьму с собой Нафанаила, ему знакомые места, сам-то он из Саровского монастыря, с плотниками хаживал в Рязань и Владимир ставить храмы. Если ехать, то сразу же после светло-Христова Воскресения. Лето — оно долгое вроде бы, но оно и короткое, когда столько дел намечено.
— Питирим, — после долгого молчания предложила Екатерина, — а не пойти ли мне в этот Пчеляй, в это мордовское поселение? Побуду у них, с женщинами поговорю, глядишь, и налажу их на то, чтобы они мужей послали храмы делать. Жёны, матери знают, как мужей да сыновей настраивать. Думаю, не лишним будет мой поход к ним.
— Может, и так, сестра, может, ты и права. От настроя женского многое в семьях зависит. А что ж, завтра можешь ехать с Иннокентием. Он дорогу туда знает. И людей многих там знает. Рек вам не переезжать, всё на одной, на правой стороне от Цны. Что ж, попытать можно.
Условились, что на следующий день Екатерина с Иннокентием поедут в Пчеляй.
— Каково теперь у нас там, на родине? — спросила Екатерина.
— Скучаешь?
— Не то чтоб скучаю, а нет-нет да увижу во сне. И мамушку с батюшкой иной раз увижу, царствие им небесное, — Екатерина и Питирим помолились за упокой родителей.
— Мне тоже иногда взгрустнётся, вспомню монастырь, монахов, и думаю: хватит ли сил моих и здоровья здесь настроить подобное.
— Бог пошлёт и сил, и здоровья, — сказала рассудительно Екатерина. — Глаза боятся, а руки делают. Всё осилим, Питирим. Ты держись, брат, не поддавайся болезням.
Питирим развёл костер. Екатерина готовила постный пшённый луковый суп.
Материал с сайта: «Новая литература»
Комментарии читателей
Вы можете оставить свой комментарий:
